Джонатан Коэн является Директором программ в организации «Ресурсы примирения». В основу данной статьи легла презентация, сделанной на мероприятии ОБСЕ в Вене 18 декабря 2012 года; она была впервые опубликована в Open Security.

***
Если вы хотите переосмыслить разрушенные насилием и войной отношения, в качестве основы будущей безопасности, вы не сможете избежать трудных диалогов, которые лежат в основе примирения.
 
Примирение может быть только одним из компонентов более широкой стратегии по предотвращению, урегулированию и трансформации конфликтов, но задумываясь о том, какой вклад вносит примирение в эту стратегию, мы оказываемся в самом сердце той боли, которую несут конфликты и которая служит напоминанием о том, как трудно дается их разрешение.
 
Достаточно взглянуть на «линии разлома», вызванные недавними «толчками» конфликта в Северной Ирландии, или на социальный раскол в Ливане, усугубляемый продолжающимся насилием в Сирии и соседних странах, чтобы увидеть, что усилия по построению мира должны работать на преодоление разъединения общин на протяжении многих десятилетий после достижения официального соглашения о прекращении военных действий.
 
Мне хотелось бы поразмышлять о двух вопросах – времени, когда необходимо осуществлять примирение, и о том, кто должен принимать участие в этом процессе, – и затем рассмотреть на конкретных примерах некоторые из проблем.

Время и последовательность шагов примирения

Критически важным является вопрос о том, есть ли место для примирения в конфликтах, где не было никакого урегулирования, не говоря уже о разрешении, конфликта, и в которых насилие остается весьма ощутимой угрозой и реальностью.
 
Некоторые утверждают, что только после достижения безопасности, обеспеченной соглашением, стороны конфликта могут начать процесс примирения. Однако, я хотел бы поделиться тремя соображениями о том, почему я считаю, что думать о примирении никогда не рано.
 
Во-первых, если посмотреть на конфликты на Кавказе, очевидно, что центральное место в этих конфликтах занимают яростно оспариваемые толкования прошлого, и если эти интерпретации не подвергать критической оценке, они будут оставаться вечным препятствием любым перспективам достижения соглашения или разрешения конфликта.
 
Во-вторых, в условиях конфликта прошлое - это не просто прошлое: прошлое присутствует в повседневной жизни сотен тысяч людей, которые потеряли членов семьи, дома и имущество, тех, кто еще не знает о судьбе людей, пропавших без вести во время боевых действий, и лиц, перемещенных в результате конфликта.
Их потребности и интересы слишком часто отметаются в сторону до тех пор, пока они не становятся инструментом в руках политиков, стремящихся доказать свою точку зрения «врагу» или международному сообществу. Причем, эта ситуация не находит решения, она замыкает порочный круг противостояния и конфликта.
В-третьих, в таких ситуациях людей подталкивают переживать события прошлого через призму эмоциональной пропаганды, в результате чего они становятся заложниками разрешения конфликта «на наших условиях», вместо поиска взаимоприемлемого мира посредством примирения, подотчетности, восстановительного правосудия и возмещения ущерба.
 
В странах ОБСЕ существуют конфликты – особенно, на Кавказе – где нежелание пойти на какие-либо уступки сегодня рассматривается слишком многими как само собой разумеющееся поведение. Несмотря на усилия по разрешению, такие подходы пока не принесли желаемых результатов, и я считаю, что одна из основных причин состоит в том, что наследие прошлого является препятствием для налаживания новых отношений в настоящем и будущем. Поэтому, если мы хотим изменить такое положение дел, мы должны задуматься об иных подходах.

Кто должен участвовать в этом процессе?

Второй вопрос, который я хочу поднять, касается разницы между тем, что способны сделать государства или многосторонние субъекты для содействия примирению, и тем, что может сделать общество. Некоторые наблюдатели говорят, что необходимо проявлять осторожность в проведении жесткого различия между этими действиями.  Хотя это несомненно так, я хотел бы высказать предположение о том, что процессы, которые органически вырастают из недр общества – по инициативе женских групп, религиозных общин или НПО – часто идут в авангарде, демонстрируя мужество, изобретательность и популярное желание работать с психологическим наследием войны и перекинуть мосты через границы, в то время как государства и политики слишком часто имеют слишком серьезные ограничения, не позволяющие им так действовать.
Опыт показывает, что подобные инициативы зачастую ограничиваются элитой гражданского общества или столичными городами, и для всех заинтересованных сторон самой трудной является задача сделать их более инклюзивными, отражающими многообразие общества.
Великий жест лидера – мне приходит в голову Вилли Брандт, стоявший перед Варшавским гетто в 1970 году, – может задать тон и вдохновить других. Но чаще всего лидерам, как мне кажется, не хватает политической воли добиваться примирения, из-за опасений возможных последствий таких рискованных шагов. Действительно, политические лидеры умело используют риторику для поддержания вражды, стереотипов и предрассудков, которые раздирают переживающие конфликт общества.
 
Гражданское общество не является панацеей, которая может заменить собой необходимость взаимодействия государств и лидеров, но оно может создать островки, площадки, где люди могут работать над задачей примирения, поднимаясь над разъединяющей их этнической и политической логикой конфликтов, и это может создать сообщества, способные развивать и использовать возможности для перемен и поддерживать лидеров в попытках наладить взаимодействие.

Практические гражданские инициативы по содействию примирению

Существуют многочисленные примеры того, как гражданские субъекты способны содействовать примирению на  Кавказе: процессы диалога «дорожки 1,5» и «второй дорожки» с участием всевозможных заинтересованных групп – женщин, молодежи, журналистов, преподавателей, бизнесменов, политиков и должностных лиц; иногда с участием в диалоге по интересам определенных секторов, иногда через осознания наследия прошлого или мифов, которые уходят своими корнями в конфликты. Иногда речь идет о двусторонних инициативах, иногда о региональных. Преодоляя разделяющие стороны границы, такие инициативы являются частью поступательного процесса преобразования отношений, подходов и поведения.
 
Кинодиалоги: роль средств массовой информации
 
Мы много слышим разговоров о противоречивых нарративах и оспариваемых версиях прошлого, как и самой истины. Примирение предъявляет требования к истине, но претензии истины на объективность необходимо уравновешивать с субъективной историей, которой пользуется человек, сообщество или нация для того, чтобы понять свое место в мире.
В ситуациях конфликта, где умы и границы могут находиться на замке, нам, подчас, приходится иметь дело с несколькими противоречащими друг другу нарративами, противостоящими друг другу по всей «линии фронта».
Работая с «Интерньюс Армения», «Интерньюс Азербайджан» и Степанакертским пресс-клубом,  проект «Кинодиалоги» объединил армян из Нагорного Карабаха и азербайджанцев, позволив молодым журналистам снять более 30 фильмов о разделяющем их конфликте: для начала, отдельные фильмы, рассказывающие другой стороне о собственном обществе, впоследствии полдюжины совместных фильмов, а еще позже уникальный совместный турецко-армяно-азербайджанский фильм «Воспоминания без границ».  Мы узнали, что встречи могут носить весьма жесткий характер, но что структурированные последующие мероприятия и дополнительные действия служат важным компонентом для изменения взаимоотношений и восприятий.
 
«Ресурсы примирения» пришли к выводу, что кино как средство информации может играть важную роль в таких контекстах. Кино, как в своем явном отображении объективной реальности, так и в своем выборе точек зрения, является естественным ответом на парадокс «объективная истина-субъективная история». Совместная документальная кинематография, которую мы поддерживали в контексте армяно-азербайджанского конфликта вокруг Нагорного Карабаха и в контексте грузино-абхазского конфликта может выполнять целый ряд жизненно важных задач. 
 
Мы обнаружили, что кино может создать основу для противопоставления противоречивых точек зрения. Фильмы позволяют аудиториям испытывать субъективность их собственной истории, а также истории их противника. Им [аудиториям] предлагается понять истину как более сложную, многогранную и спорную, чем позволяют это сделать нарративы каждого сообщества в отдельности.
Совместные документальные фильмы также служат заметным символом сотрудничества между журналистами и культурными элитами, которые чаще ассоциируются с разжиганием националистических страстей.
Кроме того, кино имеет уникальный потенциал достучаться до аудитории: нам не нужно полагаться на телевидение, кино может достичь своей аудитории через Интернет (YouTube, Vimeo), его можно популяризировать посредством новых социальных сетей (Facebook, Twitter). Это особенно важно, если мы хотим работать с молодежью – большая часть которой не имеет опыта взаимодействия с другой стороной в затянувшихся конфликтах на Кавказе. Трудность состоит в том, что молодежь может взаимодействовать с информацией через новые социальные сети в формах, которые могут быть ядовитыми в своей враждебности и вдохновляющими в своей изобретательности. 
 
Очевидный вопрос, когда речь идет о замороженном мирном процессе вокруг Нагорного Карабаха и опасениях возможного возобновления боевых действий, заключается в том, каков же эффект таких проектов. Десятки, если не сотни, тысяч человек посмотрели эти фильмы в Интернете и во время специальных кинопоказов с участием фасилитаторов, тем не менее, ясно, что эти фильмы кардинально не изменили подходы и поведение государств, не говоря уже об их гражданах: но если сравнить скромные инвестиции в такую работу с экстравагантными инвестициями в подспудную гонку вооружений на Кавказе и с периодическими выступлениями президентов, только подхлестывающими вражду, это не так уж и странно.
 
Такие усилия редко приводят к драматическим результатам, но являются одним из компонентов медленного процесса, который может дать результаты в один прекрасный день, при позитивном стечении других обстоятельств и возможностей.

Укрепление доверия во время процесса

В то время как диалог между сторонами конфликта имеет важное значение, инициативы внутри каждого из сообществ также являются важным компонентом подготовки примирения разделенных конфликтом людей. Это предполагает готовность отдельных лиц и групп готовить себя и расчищать почву для встреч между находящимися в конфликте сообществами, и более того, означает, что отдельные лица и общества в целом должны задуматься над собственными подходами и выразить готовность «изгнать собственных бесов» и бросить вызов собственным предрассудкам, которые стоят на пути примирения. 
 
Все это поднимает важный вопрос о построении доверия - части примирения, которая не должна заключаться в предъявлении требований другой стороне, но в предъявлении требований собственному сообществу и себе самому.
Если общества не могут примириться со своей ролью в конфликте, насколько труднее им будет примириться с ролью другой стороны? Понимание собственных ограничений может также помочь процессу признания ограничений, с которыми может сталкиваться другая община, и даже породить более «щедрый» подход к работе с другой стороной.
Я хочу упомянуть работу сети «Синергия», сети организаций для внутренне перемещенных лиц (ВПЛ) в Грузии, которая за последние десятилетия превратилась в трибуну для голосов ВПЛ в их собственном обществе. Придание уверенности ВПЛ в их способности разговаривать с собственным обществом и властями о своих потребностях также позволило некоторым из них говорить в совершенно другом тоне с собеседниками по другую сторону конфликта. Одним из важных шагов в работе с ВПЛ стал опрос, который был проведен для сбора информации о взглядах этого сообщества. Такой опрос помог выбить почву из-под ног тех, кто привык считать ВПЛ агрессивным сегментом общества, и на самом деле показал их гораздо более сложное и тонкое отношение к миру, конфликту и справедливости.
Перемещенным лицам, в самом деле, больше других понятна боль войны, и хотя понятие возвращения является для них центральным, возвращение к насилию таковым не является.
Работа этой сети подчеркивает, насколько важно преодолевать стереотипы, из-за которых группы, нередко маргинализованные, используются в интересах других, вместо того, чтобы их интересы были восприняты другими. 
 
Работа внутри каждого из сообществ также позволяет нам признавать наличие асимметрий, которые имеют место в процессе примирения: неверно предполагать, что обе стороны будут хотеть одного и того же или будут готовы вкладывать одну и ту же энергию в процесс примирения; невозможно диктовать другим, что они должны желать, но можно побудить свое собственное сообщество признать свое прошлое и свою роль в конфликте. Это напоминает мне о другом примере, который подчеркивает сложность вопроса идентичности. 
Одной из первых жертв насильственных конфликтов становится понятие «сложности» – когда приходится выбирать, на этой вы стороне или на той. 
Примирение, таким образом, связано с необходимостью вернуть понятие «сложности», и одним из элементов этого возвращения к сложности во всех конфликтах является общая идентичность. Но если сообщество ощущает свою самобытность народа, находящегося под угрозой, его реакция будет отрицательной. И в этом контексте я был особенно поражен, когда недавно я услышал о том, как Организация лесбиянок, геев, бисексуалов и транссексуалов (ЛГБТ) в Белграде постоянно бросает вызов обществу, заставляя его  задумываться об идентичности и, более того, заставляя людей думать о своем прошлом. Сообщества ЛГБТ давно борются с предрассудками в восприятии идентичности и с дискриминацией.
 
В Сербии инициаторами процесса осмысления прошлого стали женщины и движения за мир, а представители сообщества ЛГБТ оказались вовлеченными в этот процесс, потому что эти группы и движения были одними из немногих площадок, в рамках которых можно было обсуждать вопросы своей индентичности и гендерных ролей в обществе в целом. В Сербии, как и в других контекстах, обсуждение прав сообщества ЛГБТ является сложной задачей, и многие видят в представителях этого сообщества предателей нации. Риторика и насилие, которыми все это сопровождается, показывают, как легко происходит выявление в обществе «предателей» – и это отражает необходимость более широкой борьбы с предрассудками, если общество хочет научиться воспринимать многообразие и взаимодействовать с предполагаемыми врагами.

Перспективы - что можно сделать?

Примирение — это процесс, а не конченая цель, и начинать его никогда не рано. Очень опасно воображать, что эти проблемы можно решить только после разрешения конфликта. Более позитивным подходом является признание того, что работа общества над залечиванием собственных ран и травм делает более вероятной способность этого общества сопереживать травмам и ранам другой стороны. Внутриобщинные инициативы, равно как и проекты с участием общин по разные стороны конфликта, позволяет сторонам конфликта постепенно добиваться взаимоприемлемых решений, которые не будут нести в себе семян нового конфликта.
Эта работа не может устранить важнейшие политические препятствия миру и безопасности, но готовность инициировать процессы примирения дает возможность изменить то, как они преодолеваются.
Такие долгосрочные процессы требуют поддержки усилий, которые создают условия для критического анализа в обществах; разные стороны должны получать помощь в осуществлении шагов, которые возможны на данном этапе, причем необходимо осознавать, что такие шаги не будут носить симметричный характер; необходимо сохранять нити контактов между разделенными общинами и поддерживать тех, кто готов делать попытки понять другую сторону.
 
Наконец, люди должны выносить самостоятельные оценки и суждения – внешние стороны не могут, а элиты не должны решать эти вопросы за них; примирение - это не навязанное кому либо поведение и поведенческие изменения, а, скорее, возможности перемен, когда те, кто находится в оппозиции вам, видят надежный, подотчетный, уважительный и заслуживающий доверия характер ваших поступков и действий.